Собор без крестов - Страница 68


К оглавлению

68

Был у нас твой знакомый Серый, ночевал, помогли ему с гостинцами, на другой день уехал к себе домой, приглашал в гости.

Писать тебе, сколько прибавилось хлопот с Антоном, не буду, скажу только, что не меньше, чем с Костиком, а сколько мы с ним возились, ты хорошо знаешь. Ты не переживай: наши хлопоты с твоими мучениями не сравнимы…»

Подняв голову, Сарафан увидел приближающегося к нему зека по кличке Ишак. Появление Ишака в такой момент Сарафану уже испортило настроение, так как он понял, что письмо Альбины не дочитает. Пряча его в карман куртки, Сарафан, зло уставившись взглядом на посетителя, приготовился к беседе с ним. Предстоящая беседа, можно было сказать заранее, ничего хорошего Ишаку не обещала.

Дебилы, наркоманы и алкоголики, ранее составлявшие гвардию Фили, теперь оказались разобщенными и, получив сполна сдачу от ранее обиженных ими зеков, ходили мрачные и злые.

Некоторые наркоманы были готовы за ампулу морфия или за одну хорошую закрутку убить человека. Одним из таких являлся наркоман Ишак, который к своей кличке относился с безразличием. Исчерпав все свои возможности, не достав ни наркотиков, ни наркосодержащих таблеток, ни суррогата из мака, конопли, Ишак добрался до Сарафана. Униженно поздоровавшись, он поинтересовался:

— Ты мне на одну закрутку ничего не дашь?

Глядя на подобие человека, готового исполнить любое его желание, Сарафан решил над ним поиздеваться, тем более повод для этого с его стороны был.

— Ты же знаешь, что я не колюсь и такой дряни, которую употребляешь, я не переношу, а поэтому дружески тебе советую от нее отказаться.

— Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты из тех граждан. — Ишак вяло показал рукой в сторону зарешеченного окна. — Ты, если захочешь, то все сможешь. Выручи хоть один раз, — и как самый козырь добавил: — Я с тобой сидел еще в ту ходку.

— Ты представляешь, а я забыл.

Ишак, почувствовав в голосе Сарафана расположение к себе и не понимая юмора, обрадованно подтвердил:

— Гадом буду, два года тогда с тобой просидел.

Посуровев, Сарафан произнес:

— А я думал, что ты забыл, как мы с тобой из одной чашки баланду жрали.

— Ты что, кореш, такое не забывается, — возбуждаясь, стал набивать себе цену Ишак.

— Когда я пришел в барак и против меня выступил Филя, не Ишак ли был у него в упряжке?

Ишак растерялся, поняв, что попал впросак, и подавленно молчал.

Слонявшиеся по бараку зеки, подошедшие послушать беседу Сарафана с Ишаком, услышав, как Сарафан хитро подколол Ишака, беззаботно засмеялись.

Играя на зрителей, Сарафан, сжалившись, сказал Ишаку:

— Ради старого знакомства, которое ты не забыл, попытаюсь найти какого-нибудь суррогата, чтобы ты отвел свою душу, но помогаю тебе первый и последний раз. Выступив с Филей против меня, — Сарафан возмущенно постучал себя в грудь, — ты предал кореша, наше братство.

Подозвав одного зека, Сарафан что-то прошептал ему на ухо, а когда он уходил, то сказал ему вслед:

— Скажи ему, что беру в долг! — и, обращаясь к Ишаку, пояснил: — Видишь, из-за тебя я влез в кабалу.

Его слова у слушателей вызвали улыбки.

— Я бы тоже взял в долг, но мне уже никто не дает, — печально пояснил Ишак.

Принимая кусочек гашиша примерно в 1 грамм от возвратившегося зека, Ишак спросил у Сарафана:

— Что я тебе за него должен?

— Чтобы я тебя в моем квартале не видел, — показывая на ряды между койками, сказал Сарафан. — Если еще раз обратишься ко мне за наркотиком или еще какой дрянью, то будешь есть яичницу из своих кокочек.

Понял?

Ишак, получив желаемое, да притом на несколько закруток, потерял рассудок от предстоящего удовольствия.

Сейчас он мог обещать Сарафану не только возможное, но и невозможное.

— Принимаешь условие?

— Принимаю! — беспечно согласился Ишак, спеша удалиться.

Когда Ишак ушел, то к Сарафану подошел зек по кличке Веселый, основной работой которого были организация и руководство художественной самодеятельности не только отряда, но и лагеря. Его считали честным и справедливым человеком. Своими стихами он расположил зеков к себе, а поэтому они многое ему прощали, в том числе и активность.

— Разве можно так издеваться над достоинством человека? — возмутился Веселый.

Портить отношения с Веселым Сарафан не был намерен, так как париться в бараке от звонка до звонка не планировал, а к мнению Веселого при досрочном освобождении администрация ИТК иногда прислушивалась.

— Я от себя, — показывая на койку, пояснил Сарафан, — никуда не уходил, Ишак сам нашел меня. Он мне неприятен, как и тебе.

— Почему ты так считаешь? — удивился Веселый.

— Потому что ты, разговаривая с ним, никогда не называл его по имени-отчеству, а, как я, величал Ишаком.

— Я могу пойти и извиниться перед ним, — ответил Веселый, с удивлением признавая правоту Сарафана.

— Ты подожди, не спеши к нему. Как он накурится, тогда иди. Он будет тебя слушать и, возможно, споет с тобой веселую песенку.

— С тобой спорить бесполезно, — сдаваясь, пробурчал Веселый, — но ты с Ибрагимом Мамедовичем поступил нехорошо.

Его слова потонули в грохоте смеха.

— Ты знаешь, почему зеки смеются? Потому что Ишака нельзя называть по имени-отчеству. Давай сейчас пойдем к Ишаку и спросим, кто из нас поступил плохо: я или ты?

— У него бесполезно спрашивать по причине подавленности психики.

— Вот и я тебе то же самое говорю, но только другими словами. Я его проводил от себя с настоятельной просьбой, чтобы он ко мне не приставал, а если подойдет, то расстанется со своими кокочками, которые я могу тебе подарить на блюдечке.

68