— Если он вздумает продавать картины за наши деньги, то где мы возьмем такое огромное количество бабок?
— Пропустим через биржу нужное количество долларов и получим на них свои бабки, — как давно решенное сообщил ему Лесник.
Как бы ни был дружен Лесник с Душманом, но не посчитал нужным делиться с ним своим секретом, что он из коммерческого банка похитил сорок миллионов рублей, а поэтому большой проблемы в рублях он для себя не видел, если бы возникла необходимость в них.
— Опять поедем их продавать? — догадливо предположил Душман.
— До этого еще далеко, а пока нам надо будет пригласить специалиста, получить на каждое полотно его заключение. Определим допустимую стоимость каждой картины, разделим между собой, а потом каждый как захочет, так и поступит со своим приобретением. Я лично пока не буду спешить с ними расставаться, — сообщил Лесник.
Так как оно не затрагивало Душмана, то он с ним согласился:
— Конечно!
— Тогда рабочий день мы с тобой начнем с Церлюкевича. Ты позвони ему сейчас, назначь встречу, а то с утра пораньше куда-нибудь смоется, тогда можем не поймать его целый день, — предложил Душману Лесник.
— И то дело, — согласился с ним Душман, направляясь к телефону.
После долгого и настойчивого вызова все же подняли трубку. Переговорив по телефону и вернувшись к столу, Душман поинтересовался у Лесника, проверяя его память:
— А что мы намерены у него купить?
— Шесть полотен и Будду восемнадцатого века. У тебя должны сохраниться их фотоснимки, если, конечно, ты их не уничтожил.
— Я же их не искал, а поэтому не хранил, — спокойно поведал ему Душман.
— Мало тебе дед сегодня дал просраться, — пошутил Лесник, — а я свои сохранил. Церлюкевич — хитрая бестия и вместо путевых картин может подсунуть нам фуфло. Интересующие нас полотна уже проверены специалистами, признаны подлинниками, а на подлинники у нас всегда найдутся покупатели.
— Конечно, само собой разумеется, — разведя руки в стороны, согласился с ним Душман.
— Знаешь что, Тарас, уступи мне без дележа Будду. Я ее хочу у себя на вилле в Штатах поставить в кабинете на столе для солидности.
Душман хотел возразить, сказать, что и он на нее имел свои взгляды, но, вспомнив, что Лесник безвозмездно выделил ему пятьсот кусков на ресторан, с не очень большой охотой выдавил из себя:
— Забирай, но сам за нее и заплатишь, — запоздало подумав: «А не потому ли Лесник проявил ко мне такую щедрость, чтобы заткнуть мне рот, чтобы я не возражал?» — Но сам себе и возразил: «Так он мог заключить сделку с Церлюкевичем и без меня. Он знает, где живет коллекционер, так как его человек несколько недель болтался с ним по городу, пока не нашли похитителя его полотен».
Исчерпав тему беседы, они наконец-то решили идти спать.
После неожиданного, неуместного, несвоевременного телефонного разговора с Душманом Семен Филиппович Церлюкевич как ни пытался, но так и не смог уснуть до утра. Зачем Душман приглашает его к себе в ресторан, о чем он желает с ним говорить, какую подлость от него можно ожидать… и какие защитные меры ему надо будет предпринять, чтобы быть готовым к таким неожиданностям? О том, чтобы ослушаться и не идти в десять часов к Душману на встречу и игнорировать его просьбу, не могло быть и речи.
Поэтому, промучавшись и насомневавшись вдоволь, Церлюкевич в назначенное время уже входил в кабинет хозяина ресторана Тараса Харитоновича Малащенко. Там, кроме Душмана, он увидел примерно его же возраста и комплекции незнакомого, изысканно и богато одетого, притом во все импортное, незнакомого мужчину.
Он подумал, что у Душмана в кабинете находится иностранный бизнесмен, но наколки на его руках поколебали первоначальное мнение, а последующая беседа с ним полностью утвердила Церлюкевича в том, что незнакомец того же поля ягода, что и Душман, а возможно, даже и покруче его. Такой вывод дали сделать ему одежда и независимый вид незнакомца.
Душман, поздоровавшись с Церлюкевичем, кивнул головой в сторону незнакомца и, не называя его ни по фамилии, ни по имени, пояснил: — Мой товарищ.
Церлюкевич, здороваясь за руку с незнакомцем, почувствовал не только крепкое его рукопожатие, но и увидел у него на безымянном пальце перстень с огромным бриллиантом посередине.
«Вот это туз», — завистливо подумал Церлюкевич. Он вообще всегда завидовал богатым, а поэтому, позавидовав сейчас, он не изменил своей привычке.
— Как дела, Семен Филиппович? — улыбаясь начал свою беседу с ним Душман.
— Вы знаете, Тарас Харитонович, что я человек деловой и мне не нравится ваше хождение вокруг да около.
Вы же меня ночным телефонным звонком взбудоражили не из-за беспокойства за мое здоровье.
— А почему бы и нет? — продолжая улыбаться, возразил Душман.
— Давайте, Тарас Харитонович, говорить о деле, — нетерпеливо попросил его Церлюкевич.
— Что же, если вы так настаиваете, Семен Филиппович, то перейдем к делу, но прежде всего хочу предупредить, чтобы вы не нервничали, разговор между нами будет для вас приятный, а поэтому можете не волноваться.
— Так я и не волнуюсь, — возразил Церлюкевич, однако предупреждение Душмана внесло в его душу некоторое облегчение.
— Как вы смотрите на то, чтобы наш деловой разговор продолжить в отдельном кабинете за сервированным столом?
Против такого поворота Церлюкевич не возражал. Пройдя в кабинет, они «пропустили» по нескольку рюмок коньяка, закусили, после чего Душман продолжил беседу с Церлюкевичем, тогда как Лесник, а это был он, даже не пытался вступать с ними в беседу.