Собор без крестов - Страница 215

215

— Как видишь, — спокойно подтвердил он. — Тогда я хотел поступить так, как подсказало мне мое сердце.

Если бы я тогда женился на Ирине и меня пахан не пришил, то наверняка я сейчас прозябал бы где-нибудь на производстве со своей Ириной, кучей голодных детей в прежнем общежитии, в лучшем случае в семейном общежитии, работая шофером и живя на нищенскую зарплату. Ты меня не осуждай. Когда Ирины не стало, то и мне уже не из-за чего было становиться в позу и показывать свой гонор.

— Неужели и на тебя тоже есть укротители? — удивилась Лариса.

— Когда-то были, а сейчас я сам в них хожу. Есть два старика, с мнением которых я еще считаюсь, других авторитетов для меня нет. Одного из них законники столицы на этой неделе проводили отдыхать в Америку, а другой на днях приедет или прилетит в столицу, привезет товар нашему сегодняшнему дружку.

— Неужели и американцам есть что у нас покупать?

— А чего ты удивляешься? Думаешь, что они умнее нас? Дулю под нос. Я этих куркулей там уже достаточно охмурил и оставил в дураках и, как вы, бабы, на них не молюсь, а стригу с их баранов золотое руно.

У нас в земле вся таблица Менделеева в залежах и месторождениях, головы у русских работают — я тебе дам. Если почитать, то все великие открытия сделаны русскими или с их участием. Когда я сидел у «хозяина», много приходилось читать газет, шибко эрудированным по многим вопросам жизни стал. Поэтому могу сказать тебе смело, что России есть чем торговать со всем миром, а уж таким фруктам, как я, и подавно есть что продать одному человеку.

Когда-нибудь большинство нации почувствует свое историческое предназначение, поднимет наш международный престиж, и из страны перестанут бежать авантюристы, как крысы с тонущего корабля.

— А я и не знала, что ты патриот своей нищей Родины.

— Я такой, а ты разве не такая?

— Я над такой проблемой не задумывалась, — беспечно обронила она.

— Ты меня любишь? — неожиданно переменив тему разговора, поинтересовался он.

— Как преданная собака своего хозяина, — убежденно заявила она.

— Ну зачем так, — несколько смутившись ее откровенности, возразил он.

— Я вся твоя и душой, и телом. Прикажи выброситься из окна на асфальт — выброшусь, даже не спрошу, зачем.

— Ты серьезно это говоришь? — окинув ее долгим взглядом, поинтересовался Лесник.

— Сомневаешься, хочешь убедиться, — решительно заявила она.

— Ни в коем случае, если надо будет, то твою преданность смогу проверить иным способом, — заверил он ее.

— Тогда зачем спросил о моих чувствах к себе?

— Если ты меня любишь, то рассуждать должна моими категориями и понятиями. Если мы, простые люди, составляющие хребет своего народа, не будем любить свою Родину такой, какая она есть, и защищать ее интересы всегда и везде, то кто защитит ее от унижения и позора? Думаешь те, кто уехал на Запад или в Америку, или те предатели, которые живут среди нас и смакуют на все лады, что мы лодыри дурные? Нет, дорогая, бить свою Родину я никому не позволю, надо будет, в трудную минуту весь свой капитал спущу в ее интересах.

— Ты прости меня, мы, бабы, в политике слабо разбираемся, нам передок мешает, но если поразмыслить над твоими словами, то, мне кажется, ты прав, а поэтому в моих глазах ты на ступень поднялся еще выше, — миролюбиво произнесла она.

Впервые назревавший скандал так и не состоялся между ними.

— Лариса! Если желаешь, то можешь бросить работу у Душмана. Я тебя и так обеспечу по всем позициям.

Миллиончик отвалю тебе для разворота. Будешь жить на свои проценты, займешься каким-нибудь хобби.

— Не нужен мне твой миллион. Без работы я умру от скуки. За щедрость спасибо. Я у Душмана неплохо зарабатываю, а поэтому в деньгах не нуждаюсь.

Ее ответ удивил его, Лариса отказалась от предлагаемого ей миллиона рублей, это был шаг женщины, который на многое дал ему ответ в отношении к ней.

— После всего того, до чего мы с тобой сегодня договорились, мне хочется довериться тебе, я так и сделаю, но, не дай Бог, если ты доверия не оправдаешь, — взволнованно произнес он.

Доверчиво прижавшись к нему, испытывая огромное удовлетворение и радость, понимание любимого, Лариса заверила его:

— Не бойся, любимый, никто никогда меня от тебя не переманит и не перекупит. Только не злоупотребляй моей любовью, не обижай меня и не унижай при посторонних. Они не поймут ни тебя, ни моего поведения.

— Ты что? Я, Лариса, хороший, — заверил он ее, нежно погладив по упругой ягодице.

Она, как избалованная кошка, потянувшись, только не замурлыкала, а попросила:

— Помассируй, пожалуйста, мне спину.

— А еще чего? — пошутив, спросил он.

— И все остальное…

С приездом Бороды Леснику действительно пришлось перебраться жить от Ларисы в гостиницу. С помощью давно знакомого ювелира-старика Канцельмахера Бориса Абрамовича Лесник у себя в номере в присутствии Корвина Фостера отвесил последнему бриллиантов на полмиллиона долларов, на что получил от Фостера чек.

После чего отвезли домой ювелира, уплатив ему щедро за работу, а потом подвезли Фостера до американского посольства, как ранее просил он.

Расставаясь с ним, Лесник поинтересовался:

— Ко мне какие-либо претензии есть?

— Никаких! — заверил удовлетворенно его Фостер.

— Теперь нам здесь делать нечего, завтра полетим домой? — заметил Борода, довольный состоявшейся сделкой.

— Конечно, будем уматывать отсюда домой, — согласился с ним Лесник.

215