Собор без крестов - Страница 171


К оглавлению

171

— Скажи этому вертухаю, что мне неприятно его дешевое вынюхивание, выставление меня в оскорбительном свете перед уважаемыми мною людьми, — уклонившись от прямого ответа на вопрос, обращаясь к переводчику, бросил Лесник.

— Инспектору будет неприятно услышать такое неуважение с вашей стороны к его личности, а он находится при исполнении служебных обязанностей, и такая вольность вам может обернуться в крупную сумму штрафа, — предупредил Лесника Златоустов.

— Ничего, переводи, я перед ним ни лебезить, ни унижаться не собираюсь, — жестко потребовал Лесник.

— У меня есть подробная информация о вашем прошлом из МВД России, дающая мне основание подозревать вас в ограблении сейфа миссис Кэрол, а поэтому вам нечего передо мной корчить из себя ягненка,

— в свою очередь, отчитал его Кройнер.

Еще до того как переводчик приступил к переводу сказанного инспектором, адвокат Альфред Скот, обращаясь к Кройнеру, возмущенно заявил:

— Я протестую и возражаю против такой постановки вопроса. Если у вас есть какие-либо доказательства, говорящие о причастности моего клиента к преступлению, то мы согласны их выслушать и дать по ним соответствующие пояснения, но голословно обвинять его в преступлении я не позволю.

Подумав над словами адвоката, Кройнер, с неохотой обращаясь к переводчику, усмехнувшись, буркнул:

— Сказанное мной ему пока не переводи, а спроси у него, умеет ли он открывать сейфы и является ли он медвежатником?

— Одновременно от моего имени сообщи ему, что если он не желает отвечать на данный вопрос, то может на него и не отвечать, — добавил воинственно настроенный адвокат.

Выслушав переводчика, Лесник, сцепив пальцы рук у себя на колене, произнес:

— Почему же мне не ответить на его вопрос, если он мне так по-джентльменски поставлен. Я вскрывать сейфы не умею, а поэтому не являюсь медвежатником.

— Но вы были судимы за ограбление сейфа, — напомнил ему Кройнер через переводчика.

— Да, был судим, но если у вас имеется подробная информация из ментовки, то вы должны знать, что я во вменяемых мне преступлениях не признавался и на месте преступления вашими коллегами не был задержан.

— Но вы за них были осуждены и отбывали наказание в колонии, — ехидно напомнил ему Кройнер.

— Скажи этому фараону, что у нас в России в период сталинских репрессий было расстреляно несколько миллионов человек, которые судом были признаны врагами народа. Сейчас многие из них реабилитированы, так как оказались жертвами репрессий. Поэтому я тоже жертва среди этих миллионов осужденных, только меня не расстреляли, а безвинно лишали свободы.

Ответ Лесника ошарашил всех присутствующих в кабинете своей трагической, жуткой исторической правдой, в которой тот лживо приписал себя очередной жертвой, смягчив накал страстей противоборствующих сторон.

Кройнер понял, что имеет дело с битым, прошедшим чистилище в аду человеком, с которым надо менять тактику, так как в противном случае допрос будет бесполезной тратой времени. Он решил вести допрос Гончарова-Шмакова, опираясь только на факты.

— Не будем заниматься полемикой, но я настаиваю и желаю получить ответ на свой первоначальный вопрос.

Как и где вы провели свое свободное время тридцатого октября прошлого года?

— Я бы с удовольствием постарался ответить на ваш вопрос, но соль в том, что указанная вами дата для меня непримечательна и этот день мне ни о чем не говорит. Если вы допрашивали супругов Фостеров, то напомните мне, чем я занимался в тот день, тогда, возможно, я смогу вспомнить, как я провел свое время в интересующие вас часы, — решил подать мостик для беседы с Кройнером Лесник, не считая нужным продолжать затянувшийся спектакль, скрывать от следователя свои козыри.

— В тот вечер ваш друг Малащенко рассказывал миссис Баджен, как он воевал в Афганистане.

— Припоминаю такой факт, — как бы вспоминая, подтвердил Лесник.

— Очень хорошо, — обрадованно произнес Кройнер. — Меня интересует, где вы были с ним до того, как состоялась эта беседа?

— Теперь мне легче вспомнить интересующий вас день, но все равно надо подумать, — заявил Лесник, задумавшись на минуту, а потом приступил к воспоминаниям: — Мы с Малащенко на двадцать часов ходили в кинотеатр «Заря», где смотрели боевик «Двойной удар», туда нас отвез водитель и одновременно садовник мистера Фостера. Из кинотеатра мы на такси возвратились домой где-то в двадцать три часа.

— Конечно, о таксисте и его машине вы ничего не можете сказать, так как не запомнили, — ехидно пробурчал Кройнер, видя, что его посетитель остается неуловимым и не дает зацепки для последующей работы с ним.

— Почему же? — возразил ему Лесник, морща лоб, как бы стараясь восстановить в памяти события прошедшего, вспомнить подробности. — Я помню, что машина была «форд» коричневого цвета. Таксистом был мужчина средних лет, смуглый. Какой национальности он был, трудно мне определить, но, вероятнее всего, мексиканец. Когда мы ехали домой, то его остановил полицейский, если мне не изменяет память, в звании сержанта, который оштрафовал таксиста за превышение скорости.

— Вот это уже что-то, — довольно произнес Кройнер.

Профессиональная привычка все и вся ставить под сомнение и здесь не изменила ему, не дала расслабиться. Теперь он с подозрением удивился про себя: почему Гончаров-Шмаков так подробно вспомнил все, что произошло вечером интересующего дня, а поэтому не преминул настороженно об этом у допрашиваемого спросить.

171