Собор без крестов - Страница 142

142

После бурного обсуждения его предложения хулиганы согласились принять данные условия. Вместе с пострадавшим они сели за свой столик, где громко и возбужденно стали говорить между собой.

— Пойди поговори с ними, — спокойно потребовал Лапа, обращаясь к Угрюмому. — Что сказать, ты знаешь.

Настроение у всех было окончательно испорчено. После настоятельной просьбы Лесника Лариса согласилась пойти с ним танцевать. Во время танца она спросила:

— Виктор, что ты ему сделал?

— Кому? — притворился недогадливым Лесник.

— Моему последнему ухажеру, — пояснила Лариса.

— Ручкой ножа почесал ему кумпол.

— А если бы попал не в лоб, а в глаз? — ужаснулась Лариса.

— Ну и что? — беспечно ответил Лесник. — Глаз-то не мой, — закончил он ответ шуткой.

Когда они покинули ресторан и подошли к машине, то вышедшие на улицу из ресторана хулиганы к ним не подошли, чему больше всех была рада сожительница Лапы.

Виктора с Ларисой Угрюмый отвез в гостиницу, где обслуживающий персонал его давно знал, а поэтому номер на двоих он получил без каких-либо затруднений.

Когда, высадив пассажиров около гостиницы, Угрюмый собрался уезжать, то Лесник спросил его:

— Почему парни не решились драться у ресторана с нами? Что ты им сказал за столом?

— Я им показал «дуру» и сказал, что и у тебя такая тоже есть, и если они не хотят стать дичью, то мы на них охотиться не будем, дождемся, пока обзаведутся потомством, — беспечно сообщил Угрюмый.

Лесник не сомневался, что Угрюмый на улице в отношении парней применил бы оружие, и был доволен, что такого не случилось.

— Доходчиво сказано, но, главное, убедительно, — отпуская Угрюмого, пошутил Лесник, погружая в его ладонь две сторублевые купюры.

— Шеф, вроде бы нехорошо, Лапа узнает, будет бузить, — не зная, что делать с деньгами, засомневался Угрюмый.

Утром Лариса осталась высыпаться в гостинице, а Лесник пошел к Лапе, куда, выспавшись, должна была попозже прийти Лариса. Она категорически отказалась от его предложения прислать за ней машину, так как хотела пройтись пешком, тем более что до дома Лапы было идти недалеко.

Встретивший Лесника Лапа, внимательно посмотрев ему в лицо, увидел синие круги под глазами и пошутил:

— Твоя подруга зря ночь не теряла.

— Все они, бабы, такие, — беспечно пробасил Лесник.

— Пока старуха там готовит шамовку, пойдем погуляем к реке, — предложил Лапа, которому захотелось вдруг показать своему ученику природу, среди которой он решил доживать свою старость.

Пройдя к реке, берег которой был покрыт голышами разных размеров, они, выбирая гладкие маленькие голыши, закидывали их в речку, стараясь, чтобы голыши, прежде чем утонуть, несколько раз вынырнули из воды.

И не спеша вели беседу.

— Я обдумал твою просьбу, но категорически ответить на нее пока не могу. Мне придется поехать с тобой во Львов, где живет, если его не посадили за грехи, мой кореш по кличке Лось. Если мне не изменяет память, он сидел за контрабанду и кражи с железки. У него, как он мне говорил, обширные связи с таможней, много путевых корешей, которые по его просьбе тоже должны нам помочь.

Еще живет в Самборе Гуцул, но на него надежды мало, так как он вшивый фраеришка, занимающийся спекуляцией. Зачем я его занес в свою тетрадь, сейчас сам удивляюсь. Больше на Украине никого не знаю.

— Не густо, — констатировал Лесник. — А через Прибалтику не легче перекинуть наши картины? — подал он новую мысль Лапе.

— Можно, но я не рекомендую, — решительно ответил Лапа.

— Почему не воспользоватсья таким каналом? — удивился Лесник.

— Ты знаешь, я однажды отдыхал в Эстонии в санатории. Есть там такой город Пярну. Так он пукнул на меня очень здорово, обида и сейчас в сердце.

— Что-то ты мне о своей обиде на Пярну никогда не говорил, — удивился Лесник, — если не трудно, расскажи.

— Купил я как-то у них в магазине электробритву. Продавец, подавая мне ее, что-то улыбаясь сказал. Я ему на всякий случай сказал «спасибо». Один из местных русаков, который знает эстонский, отозвал меня в сторону и спросил: знаю ли я, за что сказал продавцу «спасибо»? «Конечно нет», — отвечаю я ему. «А хочешь, я переведу тебе его слова?» — «Валяй», — говорю я ему. «Русская ленивая свинья, проваливай к себе домой». Я его попросил повторить оскорбление на эстонском языке. Он повторил. Слова были те, что сказал мне продавец. Я, подойдя к продавцу, спросил: «За что ты, падаль, оскорбил?» Он долго мне не отвечал, а потом зло бросил:

«Проваливай, Иван, отсюда, если не хочешь, чтобы тебя посадили». Между прочим, очень здорово шпрехал порусски.

Я понял, что мне там ловить нечего, и ушел. Сказал своему дружку из местных, Поцису, о конфликте. Тот мне стал трепаться, что таких несознательных людей у них единицы, если бы он был со мной, то такого инцидента не было бы. В санатории мне сказали, что таких хамов, каким оказался продавец, у них в городе хоть пруд пруди.

Здесь меня взяло за живое. Русские и иже с ними подняли им уровень жизни выше, чем себе, а теперь мы стали свиньями. Я в политику не лезу, но за нацию обидно. Перед отъездом из санатория я вызвал к себе Лютого, Угрюмого с ребятами и показал им на говнюка, сказал, чтобы отдыхали, а когда я уеду, отрезали ухо у него и привезли мне.

— Зачем оно тебе? — улыбнувшись, спросил Лесник.

— Я продавцу в магазин посылкой отправил на холодец, — злорадно, но вместе с тем удовлетворенно сообщил Лапа.

— Как твой дружок из прибалтов реагировал на такую выходку?

142