Собор без крестов - Страница 128

128

— А как? Я жду объяснения! — подогнал его полковник.

— Где-то месяц тому назад ко мне домой пришел парень лет тридцати, загримированный под старика с бородой. Никаких его особых примет я не запомнил, — предугадывая возможные вопросы Туянова, сообщил Церлюкевич. — Все у него было на месте. Он мне сказал, что состоял в банде Сулейманова по кличке Руслан.

— Его хозяин сейчас сидит, — проинформировал его Туянов.

— Он мне то же самое сказал, — подтвердил Церлюкевич, оживляясь. — Этот «старик», будем так его называть, так как он мне не представился, предложил мне оказать содействие в розыске и возврате похищенных картин, за что я обязан буду заплатить ему двести тысяч рублей.

— И вы согласились? — удивленно спросил Туянов.

— А вы на моем месте разве не согласились бы? — задал встречный вопрос Туянову Церлюкевич.

— Я бы не согласился, — убежденно сообщил тот.

— Потому что у вас никогда не было трех миллионов долларов, — зло бросил Церлюкевич. — А я не хочу их терять и принял его предложение. Мне же деваться некуда. Если у нас милиция такая беззубая. Вы думаете, мне не жалко расставаться с двумястами тысячами рублей? Вы только что меня «обрадовали», что по розыску картин у вас пока нет никаких сдвигов. Я не могу в таком случае сидеть сложа руки.

— Но нельзя из-за каких-то картин совершать попрание закона, врываться в чужие квартиры, делать обыски.

Ведь хозяева квартир имеют право на защиту своей неприкосновенности.

— Пускай защищаются, ищите этого «старика» с его людьми, если он в чем-то нарушил закон, привлекайте к уголовной ответственности. Я повторяюсь, но он сам нашел меня и предложил свои услуги, и, если вернет пропавшие полотна, я выплачу ему вознаграждение. Откажись я от сделки с ним, он, найдя мои полотна, вообще может забрать их себе, а если продаст, то получит несколько миллионов за них.

— Вы хотите получить свои полотна любым, даже недозволенным способом. Я в вас разочарован, — недовольно произнес Туянов.

— Вы извините меня, Аристарх Георгиевич, нам в настоящее время на каждом шагу приходится разочаровываться и возмущаться. Мы сейчас отказываемся от того, что десятилетиями считали святым. Я не знаю даже, при каком строе мы сейчас живем, господа мы или товарищи. Может быть, вы скажете? На ответе на мой вопрос я не настаиваю, так как сами верхи на него не ответят.

Слушая Церлюкевича, Туянов, являясь должностным лицом, по выработанной привычке не соглашался с его доводами и находил убедительные аргументы, чтобы обосновать другую точку зрения по данному вопросу, но говорил он уже без вдохновения и пыла, которые были его кредо несколько лет тому назад.

Между тем Церлюкевич продолжал философствовать:

— Мои картины есть достояние народа, и если бы государство ими дорожило, то оно могло выкупить их у меня за несколько десятков миллионов деревянных рублей. Эти полотна кисти признанных художников мира могли занять почетное место в любом, самом престижном музее страны. У музеев нет денег на приобретение полотен, я не такой богатый, чтобы их бесплатно дарить, что в таком случае приходится делать? Поймите меня правильно, я простой человек со всеми его слабостями и интересами. Жить на мизерную подачку, которую почему-то называют заработной платой, не желаю и не буду. Все, что можно будет продать, продам, иначе, не исключено, что меня еще кто-нибудь оберет, и вырученные деньги вложу на срочный вклад в банк, буду жить на проценты. Когда я решу, что пришло мое время, вложу деньги в прибыльное дело.

— Да, Семен Филиппович, с вашей философией мне вас не переубедить, — расставаясь с Церлюкевичем, обронил Туянов.

— Правильно делаете, Аристарх Георгиевич, мы давно вышли из детского возраста и на все имеем свои взгляды. Мы сейчас с вами как люди, попавшие в море после кораблекрушения. Каждый старается забраться в лодку, чтобы добраться на ней до берега.

— Красиво вы говорите, барон, — не стерпев, съязвил Туянов, — но применимы ли ваши слова к действительности?

— Ближайшие если не месяцы, то годы покажут, — неопределенно бросил Церлюкевич, направляясь к выходу из кабинета.

Взявшись за ручку двери, он, обернувшись к Туянову, заметил:

— Едва не упустил. Я не посвящен в деятельность своих наемников, а поэтому не знаю, где работа их группы, а где работа других. Между прочим, они ваши помощники, и я бы на вашем месте их не трогал и не мешал работать. Они делают то, что закон запрещает делать вам. Очень прошу вас, закройте глаза на них. Если полотна уплывут за рубеж, на Запад, а еще хуже, в Штаты, то это будет худшее зло, чем то, которое они сейчас делают.

— Подумаем! — ответил неопределенно Туянов.

Глава 61

В пятницу вечером у себя дома Заславский Виктор Юрьевич, ознакомившись с телепрограммой, с досадой бросил ее на стол. «Опять по многочисленным заявкам телезрителей показывают старый фильм», — с бешенством подумал он, не зная, куда девать свободное время.

Посмотрев на наручные часы, которые показывали восемнадцать часов сорок семь минут, он задумался.

«Читать не хочу — надоело, слушать музыку тоже не хочется, спать ложиться еще рано. Пойду прошвырнусь по городу. Может быть, загляну в ресторан, давненько я там не был, смотришь, и продуктивно пролетит время», — наконец решил он.

Побрившись в ванной, он критически стал рассматривать себя в зеркало, часто меняя мимику лица, как бы готовясь выйти на артистическую сцену.

Из зеркала на него смотрел мужчина лет сорока. Все в нем было среднее. Он был среднего роста, худощав, с неброской внешностью, с короткой стрижкой русых волос.

128